Один из самых приметных скандалов в истории Нобелевской премии случился в 1958 году, когда русские власти вынудили Бориса Пастернака отрешиться от премии по литературе. Понятно ли, как к этому отнеслись в правительстве Швеции? Разделили ли мы гнев российских либо поддержали Пастернака? Либо этот инцидент совершенно прошел мимо?
Да, понятно. Это вышло в самый разгар прохладной войны, и в истории с Пастернаком Швеция в один момент оказалась на передовой культурной войны.
Кратко напомню культурный контекст для тех, у кого история литературы незначительно стерлась из памяти. Славу русскому поэту и писателю Борису Пастернаку принесли его лирика и большой роман «Доктор Живаго» (1957), действие которого разворачивается в годы российской революции. Роман был запрещен в Русском Союзе и сначало вышел в итальянском переводе (на родине писателя роман в первый раз возник только в 1988 году). Русские власти сочли Нобелевскую премию Пастернаку оскорблением Русского Союза, а означает и коммунизма совершенно. Эта заслуга скоро вылилась в мировые культурные дебаты с суровым политическим подтекстом.
Шведские власти предпочли их не вмешиваться — в конце концов, нобелевских лауреатов по литературе назначает не правительство, а Шведская академия. Но премьер-министр Таге Эрлáндер (Tage Erlander) именовал это ненадобным спектаклем и отметил, что обе стороны повели себя глупо. Премьер-министру было разумеется, что Шведская академия полезла в политику.
Как мог генеральный секретарь ООН Даг Хаммаршёльд — член Академии — не предугадать, что западный мир воспользуется шансом перевоплотить этот инцидент в митинг за свободу мысли? Почему бы поначалу не прощупать реакцию российских обходными способами, а потом мотивировать выбор причинами литературными? Официальную мотивацию Эрландер счел «стопроцентно (либо в большей степени) политической». Но российские, решил премьер-министр, повели себя еще глупее.
КонтекстНобелевские скандалы: конфликты, ужас и лоботомия (Dagbladet)Dagbladet06.10.2018NYT: Нобелевскую премию по литературе получила поэтесса из СШАИноСМИ08.10.2020
«Разумеется, что реакция западного мира русским совсем безразлична. Будь это не так, они бы не стали показывать подавление и бесправие в Рф настолько возмутительным образом. Оказывается, непонятый поэт-одиночка представляет для режима настолько суровую опасность, что его нужно растоптать. Точнее, ненависть к режиму посреди российских писателей настолько сильна, что если Пастернака не растоптать, по его стопам пойдут остальные, кто потряхивает мысли и раскаляет эмоции наиболее искусно. Если это провокация со стороны капиталистического мира — то она удалась на все 100. Для тех из нас, кто веровал и возлагал надежды, настали темные деньки». («Дневники», 29 октября 1958 г.).
Эрландер пристально смотрел за реакцией литературной Швеции. Он направил внимание на колонку Эрика Линдегрена (Erik Lindgren) в газете Stockholms-Tidningen, где тот разнес Альянс русских писателей — «этих марионеток на ниточках, как веревки у висельников, которые здесь же кинулись извергать свои криводушные, немужественные, неженственные и непередаваемо пугливые проклятия». Линдегрен выразил смиренную надежду, что «этих миротворцев как можно быстрее вышлют на Луну заместо подопытных собак». Эрландер представил, что Линдегрен не мог написать такое в здравом уме и трезвой памяти.
В качестве последующего шага Эрландер попросил министра соц дел Торстена Нильссона (Torsten Nilsson) принять русского писателя и журналиста Илью Эренбурга, который в то время находился в Стокгольме. Премьер-министр желал бы повстречаться с ним лично, но Эренбург отказался — не позволяла {инструкция}. Эрландер поручил Нильссону сказать русскому, что правительство никак не влияет на мировоззрение Шведской академии и что выбор «непременно, продиктован чисто литературными соображениями». Еще он отдал осознать, что советскую реакцию считает «идиотической»: «Она показала, что режим не доверяет своим интеллектуалам, и оголила невероятную слабость российских». Но у их есть еще шанс исправиться, считал Эрландер: «Если Пастернак прибудет на нобелевский банкет, это станет демонстрацией величавой силы русской культуры».
Министр соц дел так и сделал. Он провел с Эренбургом увлекательную беседу. Российский произнес, что преклоняется перед Пастернаком как сотрудником по писательскому ремеслу, раскритиковал его недругов и пообещал приложить все усилия, чтоб тот получил заслугу. Но этого не вышло. Под давлением властей Пастернаку пришлось сказать «нет», но и это не приостановило осуждения властей.
Источник: