Что собой представляет история? Не является ли она ареной взаимодействия (а еще: столкновения, противостояния, слияния, кооперации) сходу нескольких разнонаправленных причин и сил? Видимо, это «переплетение» — вот то слово, которое лучшим образом охарактеризовывает внутреннюю суть исторического процесса, нередко сокрытую от нас. Конкретно «переплетение», и не в наименьшей степени, чем «конфликт», «поединок», «кто-кого» и остальные определения из «места непримиримости».
История Правобережной Украины ХVІІІ, ХІХ и начала ХХ веков, история большого региона (в таковых географических рамках: 1. Большая Киевщина, включительно с современными Черкасской и частью Житомирской областями; 2. Подолье — Винницкая и Хмельницкая области; 3. Большая Волынь — земли Луцкой, Ровенской и части Житомирской областей) — это прошедшее региона, во многом главного, для осознания государственной истории в целом. Ведь не будет преувеличением утверждать: в исторической памяти большинства обитателей этих земель крепко закрепились (начиная, по наименьшей мере, с деда-прадеда — и с наиболее дальних времен) и еще живые мемуары о «непростых», мягко говоря, временах весьма сложных сплетений судеб и бессчетных императивных институтов — русских (а ранее — царско-имперских), польских… А на этом фоне — история нашего народа, ее большенный сектор.
Новенькая книжка известного французского ученого Даниэля Бовуа, признанного в Европе исследователя истории Польши, Украины и Рф, зарубежного члена НАН Украины, забугорного члена Польской академии, директора Центра истории славян в институте Париж 1 Пантеон — Сорбонна, посвящена конкретно этому вопросцу. Потому в центре произведения (800 страничек!), весьма буквально нареченного: «Треугольник Правобережья. Царизм, шляхта и люд. 1793-1914 гг.» (сходу обозначим: «люд» у мсье Бовуа — это непосредственно украинский люд, а не какая-то абстракция!) описана борьба меж русским самодержавием, начиная со времен второго и третьего разделов Польши, и польскими элитами за господство в регионе Правобережья, в частности, за контроль над украинским крестьянством.
Мастерски анализируя социальные, экономические и культурные процессы, Даниэль Бовуа освещает трудности интеграции бывших земель Речи Посполитой в империю Романовых (при этом проводит собственный анализ до начала Первой мировой войны). Историк разъясняет, почему польская землевладельческая знать вопреки росту российского национализма, так же и вопреки просыпанию украинской государственной идентичности, оставалась прямо до большевистского переворота привилегированным и преуспевающим сословием. И самое принципиальное: доказывая несостоятельность всех проектов, как полонизации, так и русификации главный массы населения Правобережья, книжка доктора Бовуа представляет формирование украинской цивилизации как, полностью закономерный продукт исторических критерий, сложившихся на этих территориях.
Восьмисот страничный том выпущен киевским издательством «Клио» (управляющий — Вера Соловьева, переводчик — Зоя Борисюк) на базе новейшего искусственного объединения, согласованного с создателем, 3-х прошлых работ Даниэля Бовуа: «Шляхтич, крепостной и ревизор. Польская шляхта меж царизмом и украинскими массами. 1831-1863 г.г.» (украинский перевод 1996 года), «Битва за землю на Украине. Поляки в социоэтнических конфликтах. 1863-1914 г.г.» (украинский перевод 1998 года) и «Российская власть и польская шляхта на Украине. 1793-1830 г.г.» (украинский перевод 2007 года). Книжка издана по инициативе и творческой поддержке Игоря Кавича — председателя объединения «Подгорцы-Шолом».
Итак, перейдем сейчас к рассмотрению «главных» мыслях труда доктора Даниэля Бовуа. Создатель отмечает: «Идет речь о развернутом исследовании, обхватывающем центральную часть сегодняшней Украины меж Днепром, Днестром и Бугом, начиная с ее присоединения к Русской империи (1793 год) и до Первой мировой войны. Создатель указывает, что на протяжении всего XIX века украинский люд на данной для нас местности находился в сфере воздействия польской гегемонии, из которого равномерно подпадал под русское воздействие. Но перспектива исследования тут не узко патриотическая, а многомерная. Левобережная Украина, которую в итоге разделения 1686 года присоединили к Рф и в какой в 1764 году устранили гетманщину, имела иной путь эволюции. Галиция, отошедшая в 1772 году к Австрии, также прошла свой путь развития. Украинский вопросец там начали признавать, а вот в 3-х бывших польских воеводствах, которые стали Киевской, Волынской и Подольской губерниями, это было нереально».
Труд Даниэля Бовуа, не считая использованного историком большого массива фактических и документальных источников, еще является и остро дискуссионным.
КонтекстКорреспондент: как горстка украинских повстанцев в одном бою убила сотки немцевКорреспондент19.09.2020Тиждень: Евгений Коновалец и его борьба за независимость УкраиныУкраïнський тиждень24.05.2020Zaxid: теория стерильной истории РоссииZaxid.net23.05.2020
Так, создатель достаточно остро критикует «соблазны прекрасных историй», другими словами рвения положить конец «конфликтному видению общества XIX века». Дескать, лучше представить лишь образованных помещиков, они друзья фермеров и сторонники отмены крепостного права; не такие радикалы, как Радищев, владеющие человечьими свойствами и сформированными на эталоне человека хорошего от природы, по примеру Жан-Жака Руссо. И совершенно, с ненавистью следует покончить. Русская историография много о этом писала и, пожалуй, гиперболизировала. Сейчас украинец стремится узреть дворян, которые были эталонами добродетели, движущей силой сельской экономики и хорошими хозяевами крестьянства, которое было просто счастливым и жило «нормально». Отбросим образ наших протцов как жертв крепостничества и исконных мятежников — провозглашают сторонники схожих взглядов.
Несложно увидеть, что таковой подход не воспринимается Даниэлем Бовуа. Историк пишет: «Таковой взор на историю вписывается в эйфорическую схему — схему „исторических политиков», которые на данный момент пробуют утвердиться. Может быть, на левом берегу Днепра сельские идиллии попадались существенно почаще, чем на правом (?), но я лично остаюсь верен — без всякого анахронизма — своим убеждениям, основанным во Франции в 1789 году и базирующихся на правах человека». Тут имеется очередной, не наименее принципиальный, нюанс. Мсье Бовуа припоминает о идее собственного соотечественника, известного историка Фернана Броделя, который подчеркивал необходимость «охватить факты во всей длительности», в неприятном случае исследователь рискует попасть в плен узенького доктринерства, тенденциозности и предвзятости. Бовуа не желает этого. Конкретно потому создатель книжки не один раз припоминает о связи, которую можно провести меж народным гневом 1943 года на Волыни и восстаниями XIX века. Ибо Даниэль Бовуа отлично осознает, что связь (обычно — оборотная связь) исторических событий и явлений существенно поглубже и обширнее, чем это обычно представляют. Это — весьма принципиальная идея для осознания целого труда.
Бовуа является, как мы уже отмечали, забугорным членом Польской академии (ПАН). Но, невзирая на это, большая часть польских историков (естественно, не все) принципно не соглашается с оценкой парижского доктора времен гегемонии Речи Посполитой на Правобережной Украине (а именно, и опосля разделения Польши в 1793 и 1795 годах) как «формы колониализма в отношении украинских фермеров». А историк о этом напористо пишет и, наиболее того, подкрепляет такую свою оценку определенными фактами — с начала восьмисот страничного тома. Вещи нужно именовать своими именами!
Не наименее увлекательным является иной нюанс этого труда. Даниэль Бовуа приводит 10-ки и 10-ки историй жизни богатых польских шляхтичей, магнатов, землевладельцев (семей Потоцких, Браницких, Чарторийских, Ильинских и остальных), которые пошли на откровенное сотрудничество, по правде говоря, на службу к русской имперской монархии и лично к царям (к примеру, Адам Чарторийский стал одним из самых влиятельных министров Александра I — правда, лишь до начала восстания 1830 года; именитый писатель Ян Потоцкий, создатель известного романа «Рукопись, отысканная в Сарагосе», разрабатывал планы завоевания Русской империей Афганистана, потом Индии и был, став русским дипломатом, «горд тем, что путешествует от имени Рф и может ее представлять»). Что двигало этими аристократами, спрашивает себя и нас Даниэль Бовуа? Достояние, которое облегчало интеграцию высших кругов шляхты в Империю? Трезвый, обоюдный расчет? Даниэль Бовуа отмечает: «Слияние части высшего эшелона польской элиты с русскими (не всех: вспомним Мицкевича, Лелевеля, Словацкого… — прим. создателя) могло сделать воспоминание, как будто бы Наша родина несколько приоткрывалась к западному миру без особенных заморочек и потрясений. Дальше увидим, что эту иллюзию делили и в самых влиятельных кругах на Волыни».
Посреди тех, кто никогда не делил это заблуждение, был, непременно, Вячеслав Липинский. Даниэль Бовуа пишет, что этот выдающийся историк показал «неизменное присутствие маленькой, не ассимилированной в польскую культуру, шляхты, которая до XIX века культивировала православие. Его труды знаменуют разногласия с традицией Антоновича, который принимал историю украинского народа как историю простолюдинов».
Выдающийся современный украинский историк Ярослав Дашкевич указывал, что «есть в исторической науке исследования, которые могут абсолютно поменять взоры на целые местности и целые исторические периоды. К таким принадлежал и принадлежит труд Даниэля Бовуа». Потому, «Треугольник Правобережья» вправду заслуживает пристального, максимально сурового внимания украинского читателя.
Источник: