«В начале 1988 года обострилась проблема Нагорного Карабаха. Корни конфликта — давние, простого решения он не имел тогда и не имеет сейчас, хотя меня пытались убедить, что оно может быть достигнуто путём перекройки границ. В руководстве страны было единое мнение: это недопустимо. Я считал, что достижение договорённости о статусе Нагорного Карабаха — дело армян и азербайджанцев, а роль союзного центра — помочь им в нормализации обстановки, в частности в решении экономических проблем. Уверен, что это была правильная линия», — пишет в своей статье президент СССР Михаил Горбачев для журнала «Россия в глобальной политике».
Горбачев обвиняет в усугублении проблемы партийное руководство и интеллигенцию двух республик: «Они не сумели найти путь к согласию или хотя бы к диалогу. И их оттеснили на задний план экстремисты. События нарастали как снежный ком».
Последний хозяин Кремля пишет, что пытался выработать новую национальную политику, которая была обречена: «В этот период, в 1987-1988 гг., я стремился выработать единый демократический подход к межнациональным спорам. Суть его заключалась в том, что национальные проблемы могут быть по-настоящему решены только в общем контексте политической и экономической реформы. И надо сказать, что первоначально национальные движения в балтийских республиках, Молдавии, Грузии, Украине выступали под лозунгами поддержки перестройки. Вопрос о выходе из Союза в 1987 г. не ставил почти никто».
Однако Горбачев по-прежнему уверен, что руководству СССР не удалось бы уберечь империю от неизбежного развала. И в первую очередь из-за унаследованных со дня основания страны острых межнациональных проблем: «Тяжёлое наследие досталось перестройке в сфере национальной политики и федеральных отношений. И я не могу сказать, что я и мои коллеги, начинавшие перестройку, видели всю проблему в её полном объеме.
Сейчас, конечно, совершенно очевидно, что сохранение и обновление страны, которая представляла собой «мир миров», конгломерат народов, в которой волей исторических судеб оказались вместе такие разные республики, как, скажем, Эстония и Туркменистан, объективно представляло собой задачу колоссальной сложности. В годы перестройки вырвалось наружу всё то, что копилось в этой сфере на протяжении веков и десятилетий. Не думаю, что кто-либо был к этому готов.
Исторически Советский Союз был наследником Российской империи. Была ли она „тюрьмой народов»? Если согласиться с этим, то первым среди узников следует назвать русский народ. И в годы сталинского режима он вынес не меньшие лишения и страдания, чем другие народы Советского Союза.
КонтекстTygodnik TVP: отдавали ли в СССР предпочтение украинцам, ущемляя русских?Tygodnik TVP27.07.2021RT: доктрина Путина? Как идеи мыслителя XX века, которого отверг СССР, формируют новую внешнюю политику РоссииRT20.07.2021Кучма признался, что украинцев обманывали: Украина не кормила Россию (Страна)Страна.ua13.07.2021
Президент Российской Федерации Владимир Путин в своих высказываниях не раз возлагал главную ответственность за распад Советского Союза на ленинскую концепцию федерации и содержавшийся в ней принцип суверенитета советских республик и возможность самоопределения вплоть до отделения. Но возникает вопрос: в этом ли причина. Мы знаем, что распались многие империи и государства, конституции которых не предусматривали такой возможности.
Думаю, причины надо искать в другом. При Сталине многонациональное государство стало закручиваться в жёсткую сверхцентрализованную унитарную систему. Центр всё решал и всё контролировал. К тому же Сталин и его соратники произвольно кроили границы, как будто с расчётом на то, чтобы никто не мог и помыслить себя вне Союза. Национальные проблемы загонялись вглубь, но они никуда не делись. За фасадом „расцвета и сближения советских народов» скрывались острые проблемы, решения которых никто не искал. Сталин рассматривал любые национальные претензии и межнациональные споры как антисоветские по своей природе и подавлял их, не тратя времени на увещевания.
Было неизбежно, что в условиях демократизации и большей свободы всё это вырвется на поверхность. Надо признать, что мы поначалу недооценили масштабы и остроту проблемы. Но когда она возникла, мы не могли действовать прежними методами подавления и запретов. Мы считали, что надо идти по другому пути, искать продуманные и взвешенные подходы, действовать методами убеждения».
Источник: