Украинского писателя, поэта и музыканта Сергея Жадана именуют адвокатом Донбасса. Благодаря его литературным произведением почти все познакомились с восточным регионом — с его трудягами, терриконами, степью, и основное — любовью к таковой свободе, когда «все, что ты пропускаешь через свою совесть, бьется в такт с твоим сердцебиением». Роман Жадана «Ворошиловград» был назван манифестом всего поколения, выросшего в 1980-1990-х годах.
В весеннюю пору 2014 года Жадан был активным участником митингов в поддержку Евромайдана в Харькове, а с начала войны на востоке Украины он нередко ездит с концертами и выступлениями на линию фронта и прифронтовые местности. Сейчас вместе с украинским графиком Павлом Маковым Жадан готовит книжку «Неизменное пространство жительства» в издательстве ist publishing о городке, где оба ретроспективно представят свои произведения, посвященные Харькову.
Катерина Яковленко побеседовала с Сергеем Жаданом о Донбассе сейчас, о гуманитарной политике и о Харькове как месте с особенной историей.
Open Democracy: Почти все мои знакомые переселенцы из Донецкой и Луганской областей перед началом пандемии covid-19 гласили о том, что ощущали те же эмоции, как и в начале войны: их опыт сбора «тревожного чемоданчика» посодействовал им собраться. У переселенцев есть какие-то способности, познания и опыт в переживании травмы либо сложных периодов, который мог бы быть полезен и остальным людям?
Сергей Жадан: Это непростой вопросец. Я не думаю, что это опыт конструктивный и что он может чему-то обучить. Он быстрее может остерегать от чего-то. Мне кажется, что в 2014 году почти все не соображали, что происходило на Донбассе, что происходило с теми людьми, которые практически оказались в зоне поражения и зоне войны. Общественное проговаривание их опыта может нам посодействовать в разрешении последующих конфликтов и осознании того, что вышло в весеннюю пору 2014. Но когда мы говорим о опыте переселенцев и беженцев, опыте людей, побывавших под обстрелами, нужно осознавать, что это постоянно весьма персонально. Если ты сам не побывал в подвале, по которому стреляют из Града, то вряд ли в полной мере усвоишь то, что для тебя скажут люди, пережившие это. Человек, который лично побывал на полосы фронта как военный, парамедик либо волонтер, постоянно находится под своим личным впечатлением и владеет своим осознанием ситуации. Таковой взор различается от взора людей, которые глядят на войну в новостях. Тут весьма принципиальный момент — это личное приобщение к истории. К большенному огорчению, война — вещь так ужасная и так драматичная, что тут просто некий эмпатии, мне кажется, недостаточно.
— За крайние 6 лет весьма много культурных инициатив побывало на Донбассе и реализовало там свои проекты. Вы сами весьма нередко туда ездите. Сможете сопоставить, то что было в начале и на данный момент, оценить отношение людей, развитие культурных инициатив и гуманитарной политики?
— Я помню Донбасс до 2014 года, и в плане каких-либо культурных и гуманитарных инициатив это был достаточно пассивный регион. Там не много что происходило ввиду того, что политическое поле определяло тенденции публичной и культурной жизни на Донетчине и Луганщине. Недозволено было, к примеру, представить возможность организации каких-либо фестивалей, создание культурных платформ, проведения каких-то акций в городах, где живет от 100 до 150 тыщ человек. Это поменялось в 2014 году, когда эти городка освободили от пророссийских группировок и туда возвратилась украинская власть.
КонтекстEl País: Путин – основной пропагандист литературы на украинском языкеEl País16.03.2020Укрiнформ: как уверить украинцев гласить на родном языке?Укрiнформ17.12.2019РБК-Украина: Украине — каннабис, Донбассу — вольную экономическую зонуИноСМИ26.10.2020Донбасс: «чужая» Наша родина помогает, а «родная» Украина кидает (Корреспондент)Корреспондент23.10.2020
С сих пор в эти две области — Донецкую и Луганскую — было проинвестировано весьма много средств, усилий и остальных ресурсов. Безусловн, это отдало собственный итог. По сопоставлению с иными регионами Украины, на Донбассе культурная жизнь сейчас вправду еще увлекательнее и лучше. Может быть, для кого-либо это прозвучит мало феноминально, но мы забываем такую ординарную штуку: у нас, в принципе, культурной жизни вне областных центров практически нет. То есть происходят какие-то официальные мероприятия, которые проводятся в согласовании с календарем управления культуры, но в остальном это только какие-то отдельные инициативы личных лиц, публичных организаций либо что-то схожее.
В то же время Донетчина и Луганщина сейчас могли бы служить определенным примером. Там вправду есть чему обучаться: как развивать библиотеки, культурное место, организовывать общества, чтоб запускать какие-то культурные инициативы. Это вправду достойные внимания примеры, и это то, что работает на будущее. Может быть, это не дает результатов на данный момент (и если поглядеть на электоральные настроения Донбасса, можно узреть, что они не очень поменялись за эти 6 лет). Но если глядеть не на проценты и не на числа, а на {живых} людей, разговаривать с ними, можно узреть разительное отличие.
Там вправду возникло огромное количество людей и юных, и старшего поколения, что еще наиболее любопытно, которые интенсивно врубились в общественную жизнь, которые вдруг сообразили, что есть возможность на что-то влиять, есть возможность что-то созодать, и это не непременно обязана быть какая-то зависимость от страны, нередко это какие-то личные фонды, личные вербования инвестиций и самоорганизация.
— Как повлияла на эти процессы внутренняя миграция? К примеру, взять Ваш родной город Старобельск — одно из тех мест, где живет огромное количество переселенцев из остальных городов Донецкой и Луганской областей.
— Отчасти, да. И в Старобельске, и в том же Славянске либо Краматорске, либо Северодонецке и в Мариуполе, непременно, часть инициатив — это инициативы людей, которые переехали из остальных городов. Но это не постоянно так, почти всеми инициативами занимаются и местные. Такое воспоминание, что люди просто пробудились, узрели вероятные варианты, узрели, фактически, что можно созодать и начали работать.
Вот мы на данный момент участвуем в фестивале в Лисичанске. Его делают юные люди, которые там живут. Они обратились с мыслью и попросили ее поддержать. Мы (группа «Жадан и Собаки» — прим. ред) и поддержали. У нас весьма отличные дела сложились и с юными людьми с Авдеевки, которые тоже в некий момент организовались и начали созодать фестиваль «Авдеевка FM». Мы с ними дружим, время от времени приезжаем с выступлениями, привозим туда увлекательных людей. Крайний раз мы там были в конце июня, перед Деньком Конституции. Провели маленькой фестиваль, на который приехали музыканты, актеры, политики. Вышла увлекательная встреча.
— Какие инициативы в Донбассе стали наиболее действенными: муниципальные либо публичные и личные?
— Для меня хорошим вариантом является сочетание публичной инициативы и гос поддержки, поэтому что это противопоставление себя государству — это таковая стратегия и стратегия с довоенных времен, когда почти все из нас не хотели иметь дело с государством, так как это не постоянно было действенным и добивалось приклнного дела к политикам.
Когда происходит сочетание публичной инициативы и гос поддержки, выходит что-то действенное.
Мне кажется, весьма принципиально, чтоб у людей Украины не было дела к собственному государству как к чему-то чужому и потенциально агрессивному. Это не постоянно удается, ведь наше правительство умеет давать поводы для определенного дистанцирования. С государством и далее трудновато работать — все же оно у нас достаточно инертное. Это таковая машинка, которая не совершенно подстроена под современные условия. Есть люди, которые желают что-то созодать, умеющие что-то созодать, а есть муниципальные механизмы, которые, к огорчению, еще не весьма модернизированные и нередко работают только на самовоспроизводство страны как такого.
— Ну и фактически министерство культуры повсевременно находится в состоянии реформ и трансформаций…
— Это отлично, что происходят конфигурации. На самом деле не лишь Минкульт изменяется, и Министерство Образования тоже. К примеру, возникла программка «Новенькая украинская школа», которую мы интенсивно поддерживаем. Это тоже, мне кажется, весьма принципиальная и насущная вещь. И с Министерством культуры мы тоже работаем. К примеру, минкульт запустил при предшествующей власти важную программку «Украинский Восток»: писатели, музыканты и актеры из различных городов Украины ездили на Донбасс, выступали перед военными и штатскими. Это были такие агитбригады. Мне кажется, это было принципиально и полезно и для тех, перед кем выступали, и для тех, кто выступал. То есть люди могли поехать, ощутить свою принадлежность к тому, что происходит в Украине, поддержать собственных сограждан. Это не плохая программка, и мы на данный момент говорим с Минкультом и с управлениями культуры Донетчины и Луганщины, чтоб ее вернуть. Ведь политика — это политика, власть приходит и уходит, президенты изменяются, но есть вещи, которые принципиально сохранять и поддерживать. Потому тут вопросец не столько в политических симпатиях и партийности, сколько в отношении к муниципальным институтам. Это то, о чем нередко гласит историк Тимоти Снайдер: весьма принципиально поддержать университеты, поэтому что власть изменяется, а гражданину весьма принципиально ощущать возможность защиты, возможность поддержки со стороны собственной страны. Потому мне кажется, это верная стратегия — поддерживать конструктивные идеи и программки.
— В прошлых собственных интервью Вы нередко гласите о том, что трудности Донбасса не неповторимы — отсутствие культурных инициатив, мобильности, соц незащищенность — это все находится и в остальных регионах. В таком случае, правомерен ли растиражированный призыв «осознать Донбасс», не разделяем ли мы общество, когда на него ориентируемся?
— Я с вами полностью согласен, и я о этом повсевременно говорю: не нужно выделять Донбасс, не нужно его демонизировать, не нужно представлять из него что-то особое. На самом деле, все наши регионы, вся наша страна нуждается в том, чтоб быть услышанной. Мне больше нравится гласить не «осознать Донбасс», а «услышать Донбасс», так же как «услышать Слобожанщину», «услышать Одещину» и остальные регионы. Мы — весьма непроговоренное общество, как мне кажется, и мы нуждаемся в том, чтоб нас выслушали. Весьма нередко конкретно это является предпосылкой почти всех публичных неврозов и поступков, которые нам позже непонятны. То, что позже происходит всякий раз на выборах, когда общество вдруг делает некий нежданный шаг в сторону того либо другого политика. Это отчасти идет от того, что общество ощущает себя просто не услышанным; люди не лицезреют некий реакции, не лицезреют какого-то внимания со стороны власти, со стороны политики.
— Но само общество готово к этому диалогу?
— Общество готово, но политики нет. Они не имеют данной практики осознания, философии обычного публичного диалога. Когда нужно гласить со своими избирателями не лишь во время предвыборной программки и что-то обещать им, раздавая гречку, а гласить всю каденцию — вправду интересоваться, идти на контакт, быть готовым услышать и нести ответственность за то, что ты обещал.
— За эти 6 лет в медиа Донбасс появлялся как образ руины — это разрушенные войной дома, дороги… Не ведет ли это к еще большей стигматизации региона?
— Я бы быстрее гласил не о культуре, а о экономике. Понятно, что есть огромные опасности, поэтому что Донбасс — это весьма специфичный регион, и в соц, и в экономическом плане. И потому его будущее вызывает весьма много вопросцев. Гласить о уместности либо неуместности закрытия шахт — это не значит выражать некий негатив к региону. Идет речь быстрее о экономических основаниях и механизмах. Потому лучше, чтоб тут гласили экономисты, а не поэты.
Статьи по темеКорреспондент: Зеленский отказал жителям Донбасса в амнистииИноСМИ20.10.2020Генерал ВСУ: армия готова к наступлению на Донбасс (Обозреватель)Обозреватель19.10.2020Главред: почему Украина никогда не возвратит Крым и ДонбассГлавред13.10.2020Корреспондент: ситуацию в Донбассе обязана надзирать общественностьКорреспондент12.10.2020
Вы гласите о руинах, но для меня Донбасс (по последней мере та земля, которая находится под контролем Украины) — это не столько о руинах, сколько о восстановлении. Поэтому что я с 2014 года вижу, как ремонтируются дороги, детские сады, школы, библиотеки, как что-то строится и восстанавливается. Для меня это как раз регион, где происходит неизменная работа. Даже на данный момент, когда приезжаешь в какие-то села вокруг Донецка с нашей стороны, видишь, как кладется асфальт. Едешь в некое глухое село, видишь, что школа отремонтирована, вставлены новейшие окна, перекрыта крыша. Я говорю о этом без идеализации. Я отлично осознаю уровень имеющихся заморочек, но они не лишь там. Снова же, мы желаем созидать стакан полупустым — либо созидать, как он заполняется?
Мне кажется, страна так либо по другому крайние годы двигалась вперед, почти все делалось и делается далее. Так либо по другому, инерционность страны, невзирая на собственный как будто основополагающий негатив, все равно имеет, как это ни феноминально, и положительные стороны. Поэтому что, если запускается какая-то муниципальная программка, она работает. К примеру, была запущена программка ремонта дорог, и она продолжает работать. Как итог — от Запорожья до Мариуполя есть красивая асфальтированная дорога, которой не было еще 2 года вспять.
— В начале войны появлялось много провокационных вопросцев по поводу идентичности обитателей Донетчины и Луганщины. Какую роль культура играет в формировании данной идентичности?
— Мне кажется, нет обычной украинской идентичности. Идентичность человека, который родился на Закарпатье, мало различается от идентичности человека, родившегося на Полтавщине. Исторически, культурно и с точки зрения языка — это мало различные опыты и различные пути. Мне кажется, эта идентичность у нас лишь на данный момент формируется и выстраивается. Разумеется, она состоит до этого всего на том, признаешь ты сам проект Украины, присоединяешься ли ты к нему со собственной украинскостью, либо возражаешь и ищешь некий иной путь. Это весьма обычная линия разделения, которая лежит на поверхности. Мне кажется, что она была весьма принципиальной для Луганщины и Донетчины в весеннюю пору 2014 года, когда вправду много людей для себя чуть ли не в первый раз поставили вопросец собственного гражданства и собственной принадлежности к данной стране. Они тогда в первый раз ощутили настоящую опасность ее утратить. Для почти всех это была какая-то определяющая вещь. Безусловн, она не сделала из этих людей украинских националистов. Почти все даже не перебежали на украинский, хотя почти все молвят на суржике. Но тогда вправду произошел некий весьма суровый сдвиг. Они тогда чуток ли не в первый раз серьезно заговорили про сознательный политический выбор. И то, что северная Луганщина тогда единогласно приняла украинскую сторону, поддержала армию и добровольцев, мне кажется весьма показательно. Это опровергает определенные легенды про восток Украины как о регионе принципно антиукраинском.
— Город, в котором Вы живете, Харьков — довольно специфичный. В начале войны весьма много было политических и публичных столкновений. Как за это время поменялся Харьков и его публичные взоры?
— В моем осознании Харьков — это вправду город достаточно разноплановый и специфичный. Мы можем гласить о Харькове коммерческом (условно говоря, Харьков базарный). Я не вкладываю в это значение что-то негативное, но так либо по другому у нас есть рынок Барабашова — наикрупнейший в Восточной Европе. Но, не считая того, Харьков — это к тому же 300-400 тыщ студентов, то есть, еще есть и Харьков студенческий. А еще Харьков — город интеллигенции, интеллектуалов и науки.
Он поменялся, я думаю, в той же мере, как и почти все остальные города-миллионники. В 2014 году почти все харьковчане так либо по другому обязаны были создать собственный выбор. Харьков поддержал Украину, и я думаю, что это беспристрастная вещь. Но вот, я вот произнес «Харьков поддержал Украину» так, как будто Донецк и Луганск не поддержали. Я повторяю, что Донецк и Луганск тогда были лишены способности выбора. За их этот выбор сделали. К огорчению, некие из нас перекладывает ответственность за случившиеся на людей, которые там живут. Безусловн, любой из нас должен нести определенную ответственность, но снова же, мне кажется, тут весьма принципиально осознавать всю сложность и специфику тех событий, которые происходили в весеннюю пору 2014 года в Донецке и в Луганске.
— Как Вы думаете, происходит процесс по объяснению этих действий?
— Пробы серьезно, объективно и без политиканства гласить о том, что вышло — это достаточно редчайшие голоса и единичные дискуссии. Обычно, все это сводится к пропагандистским клише, которые упрощают ситуацию.
— Вы готовите книжку о Харькове с художником Павлом Маковым. Поведайте о новеньком проекте.
— Это избранные стихи с 1993 года и до этого времени. А Маков покажет свои работы, начиная с 1990-х. Это таковая ретроспектива наша.
Мне постоянно любопытно созодать коллаборации с живописцами либо музыкантами. Всякий раз это дает некий нежданный итог. Павла Макова я понимаю издавна и люблю его весьма. Для меня это вправду один из самых возлюбленных живописцев и один из самых увлекательных графиков нынешнего времени. Мы с ним в повсевременно в контакте. Во многом, мне кажется, мы с Павлом лицезреем Харьков достаточно похожим образом. Но стилистически это обретает различную форму и воплощение.
— Павел Маков работает с темой и мыслью сада как культурной метафоры, который стоит питать и взращивать. Сад может приобрести красивую форму лишь если за ним будут ухаживать люди. Близок ли Для вас этот тезис?
— Я понимаю эту метафору сада через понятие укорененности, чувство преемственности, чувство времени. Все-же сад — это о времени, это о определенном культивировании вещей, о стратегии, видении грядущего и осознании того, что мы тут оказались не случаем и опосля нас обязано что-то остаться.
— Раз уж мы заговорили о преемственности, поведайте мало о юных писателях и поэтах из Донбасса — кто они, о чем пишут, каким представляют Донбасс.
— Так либо по другому там растут юные поэты и писатели, и разумеется, что они будут продолжать писать. Хотя мне на данный момент весьма любопытно то, как о Донбассе все эти годы пишут люди, которые там побывали в первый раз. Скажем, наши военные. Есть большенный пласт ветеранской литературы, и нередко это люди, которые побывали в первый раз в этих городках, которые в первый раз туда попали с началом войны. Это достаточно сложное видение. Оно весьма личное безусловн, человек, который ведет войну, вряд ли будет пробовать взвешенно гласить. Быстрее будет гласить чувственно и экспрессивно. Но, мне кажется, это весьма принципиально, поэтому что это конкретные свидетельства. На мой взор, вся эта ветеранская проза — это, пожалуй, пока самый увлекательный пласт из всего, что написано о данной войне.
— С точки зрения литературы либо антропологии?
— Быстрее не литературы, а как явление, как факт некий штатской, публичной реакции на происходящее. В принципе, это попытка побеседовать о том, о чем мы не гласили в контексте войны: о том, как мы можем сосуществовать в границах регионов, о том, как мы открываем для себя свою страну, как мы реагируем на какие-то обыкновенные вещи. И они касаются не лишь Донбасса. Мы говорим о Донбассе, запамятывая о том, что в примыкающей с Донецкой и Луганской областями Харьковской области в принципе ничего не делается, нет никаких фестивалей, никаких массивных вещей, а лишь только единичные инициативы — как и во почти всех остальных областях.
От редакции:
Сергей Жадан постоянно балансировал меж публичной и культурной деятельностью, но никогда не занимался политикой. Но уже опосля того, как было изготовлено интервью, писатель в первый раз на публике поддержал кандидата в мэры городка, волонтера Олега «Пиротехника» Абрамичева, который решил идти на выборы от партии предшествующего президента Украины Петра Порошенко «Европейская солидарность». Сергей Жадан записал агитационный ролик в его поддержку.
Источник: